Самоубийство моего православного друга-гея

Катерине Келаидис (Katherine Kelaidis)  |  English  |  ελληνικά

Прошлым августом первый настоящий друг, единственный с которым я встретилась в церкви, покончил с собой. Ионафан (это вымышленное имя) был годом старше меня в университете Калифорнии в Беркли, где мы познакомились, когда я была на первом курсе. Его приняли в Православную Церковь во время еженедельной литургии в нашем отделении Общества Православных Христиан, находящемся в часовне, буквально расположенной в верхней комнате. Ионафан и я быстро подружились. Мы оба были саркастичными студентами, изучающими классическую античность со склонностями к музыке барокко и дрег-квинс. Мы быстро сблизились, как это часто бывает с чудаками, нашедшими своих.

Это произошло несмотря на факт того, что внешне мы были очень разными людьми. Я была греческой девушкой, воспитанной богатыми родителями в пригороде Денвера в Колорадо в мире, где обо мне заботились и души во мне не чаяли, и где я свободно могла беспокоиться о моих оценках и том, понравилась ли я тому мальчику на физике. Ионафан был сиротой, воспитанным в бедности в Калифорнийской долине. Он был геем смешанной расы в сегрегированном и гетеросексуальном месте. Если моя жизнь определялась и часто ограничивалась моими связями, его жизнь была поиском места, где он может быть полностью собой, где он может быть любим без условий и ожиданий.

Этот поиск привел его в Православную Церковь. И мы его подвели. Мы его подвели потому, что мы не знали, как найти ему место. Мы просили его оставить часть себя у притвора. Мы говорили человеку без семьи и дома что, если он влюбится, если он попытается создать семью и дом, которые бедность и наркомания не позволили ему иметь, то мы прогоним его. Ионафан бросали раньше, и как многие дети, выросшие в приемной семье, он знал, что нужно уходить прежде, чем его бросят. Он просто перестал ходить в церковь.

К тому времени, как я начала магистратуру, а Ионафан начал смотреть мир как бортпроводник (небольшой крюк на пути к юридическому факультету), он больше не ходил в церковь, и мне не нужно было спрашивать почему. Я уже знала. Несмотря на это, одной дождливой лондонской осенью, когда мы обсуждали в кофейне около Чаринг-Кросс как провести воскресный день, он кротко прошептал мне: «А знаешь, я все еще молюсь каждый день». Это меня не удивило, потому что молитва тоже была (и остается) постоянным элементом моей духовной жизни. Я молюсь каждый день. Не важно, как разочарованна или запутана я Церковью и людьми в ней, я молюсь каждый день. А теперь, когда я молюсь, я молюсь и за моего друга.

С тех пор как я узнала о смерти Ионафана, во время молитвы я много думаю о жертвоприношении Исаака. История о том, как Авраам предлагает своего сына Богу, является центральной в Авраамических религиях (хотя мусульмане положили на плаху Измаила, а не Исаака). Это проблематичное повествование делает главным вопросом монотеизма не «Готов ли умереть во имя Господа?», а «Готов ли ты убить во имя Его?» Авраам, в конце концов, не знает, что Господь спрячет барана в кустах, что ему не нужно будет убивать своего сына.

В отличие от предыдущих случаев, когда Бог казался безрассудным, Авраам не вступает в спор. Человек, который торгуется с Богом, чтобы уберечь жителей Содома и Гоморры, не удосуживается договориться о жизни своего ребенка – долгожданного сына, являющегося исполнением Божьего обещания. Наиболее близкая параллель, которую Я могу найти в Писании, тому, как многие в Православии побуждают нас относиться членам ЛГБТ сообщества: «Писание и Отцы сказали свое слово – пожертвуй или уйди». И к сожалению в этот раз барана не будет.

И Ионафана барана не было. И у меня сосет под ложечкой, когда я думаю о том, что пара человек, читающих эту статью, подумают, что он это заслужил. Я вижу комментарии в Фейсбук, объявляющие его самоубийство еще одним показателем его умышленного неповиновения Богу. И я не совсем уверена, что не найдется по крайней мере горстка моих знакомых православных христиан, которые представляют моего друга в аду, и необязательно, что их это беспокоит. Не могу описать, как меня это печалит. Не говоря о тех, кто, видя мою боль, думают, что мне было бы лучше за пределами веры моего детства и моих предков.

Поэтому я принимаю близко к сердцу то, что моя школьная подруга сказала, когда мы встретились после смерти Ионафана. Эсфирь (тоже не ее настоящее имя, хотя, я думаю, вы уже начинаете понимать, как выглядят мои друзья) является мирским лидером реформистской еврейской общины и пишет проповеди к Дням Трепета. То есть, каждый года в Рош ха-Шана она должна найти, что сказать по поводу жертвоприношения Исаака. Когда я рассказала ей эту историю, с еще свежим горем, она ухмыльнулась и сказала: «Ну да, я думаю Авраам просто должен был сказать: ‘Нет’». Она продолжила объяснять, что Авраам спорил с Богом прежде, как и последующие патриархи. Бог создал нас со свободой выбора и чувством того, что верно, а что нет, почему же мы отказываемся их использовать? Особенно, если нас просят о чем-то явно ужасном? И вокруг этой позиции существует реальная Талмудическая традиция. И это не редкость для раввинских комментаторов ставить под вопрос готовность Авраама принести сына в жертву. Оказывается, у людей есть обязанности друг перед другом даже перед лицом того, что они воспринимают как божественные послания.

Беспрекословное послушание – это не отношения сыновей и дочерей с их родителями. Это отношение рабов с их хозяевами. А рабов больше нет, есть дети и наследники (Рм 8:17). Я не думаю, что тут, как и везде, есть легкие ответы. Бороться с Богом и своей традицией – трудно. Глядеть на тексты, которые ранят, и сравнивать их с исцеляющим Богом – не просто. Но смерть моего друга научила меня, что я не могу больше с чистой совестью идти легким путем. Бог, известный как Иисус Христос, является Богом, через литургию и традиции Православной Церкви призывающим к себе всех людей, Богом, чье «иго благо и бремя легко». Мы больше не можем допускать повседневную ненависть, маскируемую нами как приверженность Традиции. Православные священники не должны получать аплодисменты за убийство геев боевиками ИГИЛ и продолжать слушать подкаст Радио Древняя Вера. Мы не можем объявить, что мы знаем, что говорит традиция, и закрыть дверь. Если нас действительно попросят принести в жертву наших ЛГБТ братьев и сестер (если честно, я не убеждена это случится), то мы должны, по крайней мере, начать искать барана. Я боюсь, что если мы этого не сделаем, то он успеет для многих, как не подошел он вовремя для Ионафана.

Катерине Келаидис, писатель и историк, занимается вопросами Средневекового христианства и идентичности современных православных в нетрадиционных православных странах.

Общественное Православие стремится содействовать обсуждению различных мнений по современным вопросам, связанным с православным христианством, предоставляя поле для свободной дискуссии. Позиции, высказанные в этом эссе, являются исключительно авторскими и не отражают взглядов Центра исследования православного христианства и редакторов.