Катерина Келайдис (Katherine Kelaidis)
На самом деле, людям нравится Ад. Или, по крайней мере, им нравится идея Ада. Более того, многих положительно радует сама мысль о том, что тот или иной из их собратьев будет обречен на вечные муки в горящих топках Ада (правда, такие понятия, как навсегда, навеки, на необозримое время, человеческий разум полностью постичь не может). Как ни странно, совершенно ясно, что даже самые горячие сторонники обречения на вечные муки (не беря в расчет ханжеские заявления) сами не верят, что им также предстоят вечные мучения.
Мне кажется, я всегда это знала. Я выросла в Колорадо, когда этот штат был другим, в то время, когда в политической и культурной жизни этого штата основное внимание уделялось семье и евангелическим мегацерквям[1]. Я была знакома со многими людьми, которые верят, что если вы не «родитесь заново» каким-то особым образом, вы будете осуждены на вечные муки. Чтобы меня правильно поняли, ни один из этих людей не верил, что православное крещение, которое я получила в детстве, как-то на это повлияет и боялись, (невозможно не верить честно) за состояние моей бессмертной души. Не будем обманывать самих себя. Хотя в целом мы, Православные, можем иметь слегка менее формальный подход к вопросу душеспасения и адовым мукам, невероятная популярность идеи воздушных мытарств в последние несколько десятилетий подтверждает тот факт, что мысли у нас так же болезненно заняты ожиданием неминуемого Божьего гнева и Страшного суда, как и у вашего рядового теле-евангелиста.
Итак – да, я знала, что Ад или, точнее, та идея, что некоторых людей ждут вечные муки ада, имеет особое влияние на наше коллективное воображение. И все же, меня удивила реакция на книгу Бентли Харта «Что все спасутся» даже в тех кругах, в которых, как я подозревала, ее примут хорошо.Похоже, что отчасти – по крайней мере, на первый взгляд – возражение сводится к тому, что Харт недостаточно извинительно подает свое посягательство на идею вечных мук, что, откровенно говоря, кажется странным. Как Харт вполне убедительно и мастерски демонстрирует, страница за страницей, в своей книге, реальная непристойность заключается в том аргументе, что Бог, которого мы чтим как всеблагого и вселюбящего, мог бы сотворить Вселенную, где хотя бы одна душа, созданная Им, обрела конец в вечных муках. Харт прав. Когда включаются логика и сострадание, когда отпечатки пальцев человечества начисто стираются со стекла нашей теологии, универсалистский аргумент становится, в сущности, неопровержимым. Вероятно, так шокировало и обидело не то, что Харт выставил аргумент в защиту всеобщего спасения, но то, что он сделал это дерзко и без каких-либо извинений.
Ведь считается, что универсалистам следует относиться к своей позиции извинительно. Нам полагается выражать ее как надежду, возможно, как детскую или наивную надежду. И нам следует учитывать серьезную возможность, что мы неправы (уважительный кивок в сторону мнения большинства). Тот факт, что я неоднократно называла книгу «Что всем можно спастись» свидетельствует об инстинктивном сомнении, которое присуще моей собственной вере; вере в то, что в свое время Бог восстановит все, что Он создал. Харту же удалось представить аргумент в пользу всеобщего спасения и против вечного проклятия настолько логично и четко, что становится очевидной неуместность сомнений. И реакция других на это так же четко выявила ужасающую дезориентацию морального компаса Христианства.
Я читала книгу «Что все спасутся» на той неделе, когда Эмбэ Гайгер признали виновной и назначили ей наказание за убийство Ботэма Джина. При вынесении приговора брат Джина, Брандт Джин, даровал Гайгер свое прощение и обнял ее. Это был глубоко личный поступок, который вызвал в обществе большую волну неодобрения. Акт личного прощения, порожденного Христианской верой Джина, попал, как в трясину, в сложную атмосферу американского расизма и жестокости полиции, существующих как в прошлом, так и в настоящем. Представители всего спектра политических воззрений внезапно оказались в ситуации, когда стало необходимо подтвердить свою, давно сложившуюся, позицию. Она включала явно неверную точку зрения: то, что сделал Гайгер, было не так уж плохо, а также правильную точку зрения: возникают законные вопросы о том, как случилось, учитывая ужасную расистскую историю Америки, что акт прощения черным американцем несправедливости использовала в своих целях система превосходства белых. Но точно так же, как прощение Джином убийцы своего брата не следует использовать как отрицание несправедливости смерти его брата, эти законные вопросы, касающиеся культурного и исторически специфического риторического феномена никогда не должны служить (и в наименьшей степени для христиан) оправданием для отрицания прощения как наилучшего и единственно надежного пути.
Реакция общества на тот акт милосердия, тот человечный акт помилования, дала понять, насколько большой дискомфорт мы все испытываем, когда сталкиваемся с прощением, милосердием, помилованием. Реакция общества наглядно показала, как (в зависимости от того, каким образом нам надо это представить в данный момент) мы рассматриваем подобное помилование либо как гигантский ластик, который посылают небеса и который дочиста стирает все последствия, или как Дорогу дураков, идя по которой нам суждено поддерживать и упрочивать любую жестокость, любую несправедливость и любое варварство. Однако, на самом деле тут подразумевается нечто гораздо большее: прощение и милосердие – это орудия, с помощью которых Бог починит изломанный мир; инструменты, посредством которых Господь восстановит, наконец, Свое творение. И наша способность участвовать в этом великом деле восстановления – это акт Господнего домостроительства, это благословение, а не тяжкая ноша. И, в конце концов, при этом не обязательно нужны мы. Бог мог бы сделать это один. Просто Он предпочитает делать это вместе с нами.
Реакция на прощение Джином Брандтом убийцы своего брата пролила свет на реакцию на книгу Дэвида Бентли Харта, поскольку в обоих случаях это был результат одного и того же духовного порыва, одной и той же ошибки в нашем мышлении и теологии. Или, скорее, они возникли в одном и том же месте надлома в нашей человечности. По этому поводу мне вспомнилась одна история из детства. У меня есть сестра, которая всего на пятнадцать месяцев моложе меня – отличный повод для возникновения соперничества между детьми. Мы действительно в детстве дрались, ссорились бурно и часто. Когда мы дрались, мама неизменно посылала нас к папе в кабинет, чтобы нам назначили наказание. Что я больше всего запомнила, когда сидела на коричневом кожаном диване напротив папиного стола красного древа, на котором лежала куча деловых бумаг, юридических словарей и сборников законов,был не страх лишиться каких-то своих привилегий или получить дополнительные работы по дому, а несомненное удовольствие от сознания, что моей сестре тоже не поздоровится. Почему-то удовольствие от сознания, что моя сестра будет наказана, отодвигало мой собственный страх наказания. Удовольствие, однако, было временным; оно быстро исчезало, когда обнаруживались последствия моего собственного наказания.
Не могу удержаться от мысли, что наш коллективный дискомфорт, связанный с прощением, и приверженность к вечному осуждению не так уж резко отличаются от удовольствия, которое я испытывала в кабинете моего отца. Есть нечто несказанно приятное в предвосхищении наказания для наших врагов (и даже для наших вредных младших сестер), даже если при этом мы сами попадаем под удар. Но я не стала бы почитать Бога, который подает такое извращенное удовольствие как святое. И мне посчастливилось, что не такой Бог правит нашей миром. У нашего Бога уготован более возвышенный план для Своего творения и для нас, Божьих тварей.
«Не называй Бога правосудным, ибо правосудие Его не познается на твоих делах», – сказал Св. Исаак Сирин, что, как я полагаю (если на секунду забыть о его мантии праведника), не очень вежливый или примирительный способ напомнить нам о милости Божьей. Книга «Что все спасутся» – это хорошо аргументированная, взвешенная работа в области теологии. Она именно так представляет свою неопровержимую точку зрения, и общая реакция на нее со стороны столь многих наглядно демонстрирует, почему она нужна. Идея Ада пользуется популярностью, и для нас настало время задаться вопросом: почему это так.
[1]Мегацерковь – евангелическая церковь, еженедельно собирающая на свои богослужения тысячи прихожан (примеч. переводчика)
Катрин Келайдис – писатель и историк; темы ее работ – христианство раннего средневековья и современная идентичность Православия в нетрадиционно православных странах.
Public Orthodoxy (Общественное Православие) стремится содействовать обсуждениям, предоставляя форум для различных точек зрения на современные вопросы, относящиеся к Православию. Точки зрения, высказанные в данной статье, принадлежат единственно автору статьи и необязательно представляют взгляды издателей и Центра Православных христианских исследований.
Публикации