С первых же страниц книги Рода Дреера «Жить не по лжи: руководство для христиан-диссидентов» (Sentinel, 2020) становится понятно: автор полагает, что ложь, которая сегодня более всего угрожает захлестнуть христиан, это ложь, исходящая в политике и культуре от левых. Политкорректность, культура «вычеркивания» (бойкотирование тех, кто высказывает непопулярное мнение — примеч. переводчика), антирасистские виды обучения, гендерная теория, «культ социальной справедливости» — все это подается Дреером как составляющие единой системы лжи и, по его словам, ко всему этому христиане должны относиться с осторожностью и не должны в этом участвовать. Чтобы укрепить христиан в этом противлении лжи, Дреер дает своим читателям, преимущественно живущим в Северной Америке, примеры таких христианских диссидентов 20-го века из Восточной Европы, которые противостояли тоталитарным режимам. Имена некоторых из них знакомы – Александр Солженицын (это из его книги 1974-го года взят призыв к русским людям «жить не по лжи»), Вацлав Гавел и Кароль Войтыла. Другие менее знакомы, среди них – хорватский иезуитский священник Томислав Поглаен Колакович, русский православный диссидент Александр Огородников, русский баптистский пастор Юрий Сипко и чешский католик, математик и активист борьбы за права человека, Вацлав Бенда. Дреер предлагает читателям трогательный рассказ об этих людях и других героических личностях и находит много здравого и мудрого как в их работах, так и в воспоминаниях тех, кто их знал, и у кого он брал интервью.
У Дреера наблюдается подлинно экуменический подход; его в равной мере вдохновляют вера и мужество и православных, и католиков, и христиан-протестантов. Однако, его решение сосредоточить внимание на диссидентах из Восточной Европы вызывает методологические вопросы, которыми он, по всей видимости, не считает нужным задаваться. Христиан, которые мужественно противостоят лжи власть имущих, можно найти повсюду в мире. Выделяя героическое сопротивление только восточно-европейскому тоталитаризму, Дреер подтасовывает карты. Надо признать, что иногда он приводит и примеры сопротивления нацистскому тоталитаризму, но только поверхностно (не упоминая Эдит Штайн, Мать Марию Скобцову, Максимилиана Кольбе или Дитриха Бонхеффера). Сопротивление коммунистическому тоталитаризму вызывает его особый интерес. Подтверждение этому можно найти в том различии, которое он проводит (ссылаясь на Ханну Арендт) между коммунистическим тоталитаризмом и «простым авторитаризмом»: только первый из упомянутых, как говорит нам Дреер, навязывает идеологию, которая «стремится вытеснить все прежние традиции и институты, чтобы установить контроль над всеми сферами жизни общества» (7).
Беда в том, что Дреер подает как определяющую черту тоталитарного государства то, что оно «претендует не иначе как на определение и контроль над реальностью» (7-8), но это справедливо также и в отношении авторитарных государств правой части политического спектра — и не только Третьего рейха, но и многих других, включая, за последние четыре года, наше собственное государство, разумеется, в неустанном стремлении к этому нашего, покидающего свой пост, президента и тревожаще большого числа его пособников в Конгрессе и среди главных прокуроров-республиканцев. Я читал эту книгу в период между выборами 3-го ноября и подтверждением результатов президентских выборов всеми 50-ю штатами 14-го декабря. Было нереально услышать от Рода Дреера, что «истина – это все, что правители решат назвать таковой», и затем наблюдать, как он берет и применяет это, будто во сне, к измышлениям прогрессивных элит. Он впоследствии обнаруживает, что здесь чего-то немного не хватает. В своей колонке от 12-го декабря, в журнале American Conservative, комментируя так называемый «Марш Иерихона», Дреер признал: «Если бы мне понадобилось писать книгу снова, мне пришлось бы сказать больше о том, насколько неустойчивы и подвержены бессмысленному радикализму стали правые». Неужели для такого «просветления» понадобилось ждать до 20-го декабря? «Хотелось бы мне иметь возможность добавить новую главу о том, как мы, консерваторы, позволили, чтобы нас захватила та же нереальность [во власти которой, как он считает, находятся левые]. Мы не можем закрыть на это глаза или отреагировать в стиле «посмотрите на себя».
Но именно это и сделал Дреер в своей книге. Первое упоминение о Дональде Трампе встречается на странице 39 после цитаты из Ханны Арендт о том, что тоталитаризм исключает талант в пользу лояльности. (Снова размыта граница между авторитарным и тоталитарным контролем). После осуждения Трампа за то, что он ставит личную преданность выше профессиональной компетентности» (40), Дреер скатывается именно до критики критиков: «Но как могут жаловаться либералы? Преданность определенной группе лежит в основе политики идентичности левых» (40). Трамп нигде больше в книге не упоминается. И даже здесь, на странице, где Дреер говорит о том, что «тоталитаризм по своей сути – это …политизация всего» (39), мы не находим упоминение о политизации Трампом всего, от масок для лица до почтовой связи и президентских помилований; Дреер обличает только радикальное утверждение современного прогрессивизма о том, что «личное – это политическое».
Если бы эта книга вышла в 2015-м, а не в 2020-м году, она бы не показалась настолько ограниченной. Дело не в том, что критика Дреером левых не заслуживает никакого внимания. Радикальное стремление к справедливости (чего, на деле, требует Христианство) в отрыве от духа благодати и примирения не может быть в конечном итоге благотворным – и ресурсов левых для понимания того, как следует сочетать давно назревшие структурные изменения и подлинное милосердие, часто может очень недоставать. Также верно и то, что левые часто принимают подлинное уважение прав человека за идеологическую установку на моральные вопросы, подлежащие обсуждению.
Проблема с книгой Дреера состоит в том, что, подняв законные проблемы, вызывающие озабоченность, он больше накаляет их, чем проясняет. В чем-то важном ему не удается пролить свет на сегодняшнюю политику левых. Например, в наши дни левые предлагают нечто более обнадеживающее и метафизически обусловленное, чем в 60-х — 80-х годах, потому что, очутившись перед бездной постмодернистского нигилизма, достигшего своего апогея в лице Трампа, они не имели другой альтернативы, кроме как найти опору в некой твердой почве — почве истины и реальности. Одна из самых слабых сторон книги Дреера – это поверхностная трактовка культурной памяти как чего-то, что сегодняшние левые, по всей видимости, стремятся стереть, как это делал коммунистический тоталитаризм. Он предсказуемо замахивается на ПроектNew York Times 1619 и, хотя и наносит удар-другой, в целом, не достигает здесь цели, так как сегодняшние левые, в отличие от подавления истории в Советском стиле, фактически стремятся рассказать из истории больше, а не меньше. «Ни один серьезный человек не отрицает важность существования рабства в истории США» (36), – пишет об этом Дреер в одном-единственном предложении, после которого он вяло продолжает двигаться в духе «были там, видели» к размаху и весомости прежде недооцененной исторической информации, воздействию которой подверглось огромное количество американцев в 2020-м году – начиная с нелегкого и негладкого осуществления Манифеста об освобождении рабов и масштаба линчевания негров в период Реконструкции до вспышек насилия в наше время и исторически обусловленных расовых причин разрыва в доходах и богатстве.
Дреер отличается полемичностью суждений. Хотя хороший культурный комментарий не всегда является примирительным, недостаток характерной для Дреера полемики состоит в том, что он берет вызывающие разногласия мыслеформы, уже накопленные в войнах за культурные ценности, и просто подхватывает их и использует привычным способом, без каких-либо изменений. Например, это утратившая новизну политизированная фраза, «борцы за социальную справедливость», к которой он прибегает вновь и вновь (так же часто он использует аббревиатуру этой фразы SJW). Только на один освежающий момент он изменяет тактику и замечает, что «Питер Морин, один из основателей [вместе с Дороти Дэй, которую Дреер по непонятным причинам не упоминает] Католического рабочего движения, был подлинным хрстианским борцом за социальную справедливость» (64). Но этот запоздалый «как…так и…» момент, объединяющий социальную справедливость и Христианство, быстро бледнеет, по мере того, как Дреер возвращается к порицанию SJW. Считая Кремниевую долину «подлинной Меккой культа социальной справедливости», Дреер заявляет: «борцы за социальную справедливость известны своим злобным высокомерием в отношении классических либеральных ценностей, таких, как свобода слова, свобода собраний и ассоциаций и свобода вероисповедания. Это такие люди, которые будут принимать решения о доступе к цифровой жизни и коммерции» (80-81). Но, позвольте, разве не было хороших борцов за социальную справедливость? Борцов такого «совмещенного» типа, которые одновременно могли как принадлежать к SJW, так и серьезно относиться к опасностям высокомерного взгляда на ценности свободы слова, свободы собраний и вероисповедания.
Бросается в глаза еще одна упущенная возможность объединять, а не все борльше разделять, которую можно заметить в том, как Дреер вплетает в свою книгу формулу «видеть, судить, действовать», выведенную Джозефом Кардейном, основателем в 1920 году светского Движения молодых христианских рабочих, и позднее подхваченную Отцом Колаковичем. Если не читать по этому поводу ничего, кроме книги Дреера, можно представить себе движение Кардейна «видеть-судить-действовать» как что-то более близкое консервативным христианским кругам сопротивления и понятия не иметь о том, насколько важным оно было для Папы Иоанна XXIII и как повлияло на зародившееся в Латинской Америке Движение теологии освобождения. Игнорируя эти связи или не зная о них, Дреер упускает из виду, сколько может быть общего между, казалось бы, различными видами христианских сообществ сопротивления. Какие дальнейшие перспективы открыла бы эта книга, если бы она поставила рядом такие личности, как Оскар Ромеро и Вацлав Бенда? Меня также удивляло то, на каких основаниях Дреер решил уклониться от примеров сопротивления христиан (и замалчивания) временами убийственному подавлению правды в сегодняшней России? Я выбрал лишь один пример этого, очень туманно изложенный (124-25) и без упоминания имени Путина.
В тот день, когда я заканчивал вчерне этот обзор, одиннадцать сенаторов -республиканцев заявили, что будут голосовать против подтверждения победы Байдена на президентских выборах. В Палате представителей Конгресса США творилось немыслимое, она полыхала, и события 6 января были только началом. Возможно, что это пламя удается притушить. Однако, книга, которую Род Дреер опубликовал в этом историческом году, ничем не поможет взять это пламя под контроль. Он поднял голос, чтобы предупредить нас о другого рода апокалипсисе, о котором он пишет, что тот «приближается, и приближается быстро» (94), и взгляд автора был настолько прикован к его возможным признакам, что он не мог повернуть голову и увидеть то, что приближается более ощутимо и более быстро.
Публикации