О. Алексис Виноградов (Alexis Vinogradov)

Каждый год после его смерти в 1983 году наследие отца Александра Шмемана оживает в нашей памяти, благодаря ежегодной лекции его имени в теологической Свято-Владимирской православной семинарии в Нью-Йорке, где процветали его идеи, давая пищу для ума поколениям духовных лиц и верующих, а также, посредством многочисленных публикаций и лекций, остальному миру. Постоянное руководство кафедрой или ежегодно отмечаемое событие его имени подразумевает, что этот человек представляет собой образец мыслителя и достижений для своего учреждения, оставляет наследие, которое его духовные последователи почитают и стремятся продвигать. В данной статье я размышляю о том, как мог бы Отец Александр сформулировать ответ Церкви на кризис нашего времени.
Излагая основополагающую идею своей работы, возможно, наиболее четко выраженной в его знаменитой лекции «Между утопией и эскапизмом», Отец Александр выступает сторонником среднего пути между двумя крайностями – сектантской изоляцией от реального мира на одном полюсе, и на другом полюсе – его противоположностью, «прогрессом» на пути к эфемерной секулярной утопии. И все же, предлагаемый им средний путь – это не компромисс между двумя крайностями, но, скорее, победа восхождения от обоих тупиковых полюсов к эсхатологическому видению осязаемого, реального мира, к дому Воплощенного Господа, владыки истории.
Эсхатология для Отца Александра – это не какая-то расплывчатая теологическая категория, которая имеет дело с будущими посмертными проблемами человека, но, скорее, это – проявление Царства, которое входит во Время и преображает само Время. Для него это преобразование в полной мере проявляется в литургии. В своей работе «Евхаристия» (стр.129) Отец Александр пишет, что в литургии наше вспоминание
«становится нашим входом в победу Христа над Временем, над его распадом на «прошедшее», «настоящее» и «будущее». Это вхождение не в какую-то абстрактную неподвижную «вечность», но в «жизнь вечную».
Это восхождение над тиранией Времени видно в кайросе (καιρός -греч.; религ.- критический момент, когда исполняется Божья воля – примеч. переводчика), который провозглашает Царство, когда начинается Евхаристическая литургия, и далее – во вспоминании актов спасения, которые «произошли», включая в них акты «второго славного пришествия», которое мы только ожидаем. Здесь в Литургии линейное течение истории приостанавливается, находясь во власти эсхатологии: событий, имещих вечное значение, которые находятся в руках неподвластного времени Его, который есть сейчас и пребывает всегда «посреди нас»! И когда теологи спорят о том, что «происходит» со святыми Дарами, они упускают из виду то, что мы сначала призываем Святой Дух изменить «нас самих» и, вследствие этого, изменить «предлагаемые здесь дары». Преобразуемся именно мы, собравшиеся вместе верующие, мы становимся «новым творением», которое теперь способно вглядеться в непостижимые измерения Духа и тем самым воспринимать мир и все в нем как символ Царства.
В то время, когда пишется эта статья, Америка подвергается испытанию внутренним терроризмом, который посягает на священные институты закона и правительства (по вине лидеров, которым государство предписало их охранять) – это бунтарская оккупация Капитолия – в день, который, по иронии судьбы, совпадает с празднованием Христианской Церковью возрождения всего творения при погружении Христа в воды Иордана. И вот, мы буквально очутились в гуще культурных циклов Закона и Бунта, олицетворяющих разведенные по разным полюсам силы Консерватизма и Либерализма, и мы видим, что Отец Александр говорит о Христе как именно о таком Кризисе, который снимает непримиримую напряженность противостояния людей, разделенных по полюсам, которое пронизывает каждую частицу нашего бытия.
Если этимологически слово кризис означает отсеивание, при котором от здорового организма отделяется все токсичное — библейское отделение «зерен от плевел», тогда сказанное Шмеманом должно быть справедливо в отношении каждой стороны нашей жизни:
«Христос – это единственный кризис, который является благословенным и спасительным…в Нем исполняется Закон, а также Революция …весь смысл Христианства в том, чтобы взмыть вверх из этого ритма, этого курса, этой динамики мира. Христианство позволяет жить правдой революции внутри закона и правдой закона внутри революции, их исполнении друг в друге, это –Царство Божье, сама истина, сама красота, тбо она есть жизнь и Дух».
(8-е декабря 1975-го года, Дневники-JOURNALS).
Следующие слова из той же дневниковой записи позволяют нам понять, насколько удушающими посчитал бы Отец Александр сегодняшние враждующие стороны не только в обществе, но также и в Теле Христовом:
Я вижу здесь ключ к христианскому восприятию культуры, политики и, конечно же, самой религии – скрепления всего этого». Христианство – это свобода от консерватизма и революций. Следовательно, «правый» христианин так же страшен, как и «левый», и я знаю, почему я двигаюсь влево, когда имею дело с правыми и вправо, когда я с левыми.
Если Отец Александр предупредил нас о проклятии первородного Падения человека, которое проявляется в этом цикле закона, с одной стороны, и стремлении к свободе от закона, с другой, если он смог показать нам, как Христос воплотил в себе примирение и исполнение двух противоположностей – какие ответы сам Шмеман демонстрирует или дает для нашего собственного пути уподобления Христу? Какие он дает ответы, которые подавали бы искреннюю надежду Церкви и, следовательно, миру? Как мы возвышаемся с Христом, становясь Новым Творением, которое Он создал из нас, благодаря его участию в нашей земной плоти?
Когда мы смотрим, как в своих сочинениях Шмеман описывал праведников, например, в таких известных биографических очерках, как «Три Митрополита», или юбилейных речах, посвященных таким светилам, как Сергий Булгаков, мы видим, что он меньше останавливается на их теологических или исторических достижениях, чем на небольших чертах характера или образе жизни. Говоря о Митрополите Леонтии, Шмеман отмечает его доброту и любовь к детям; когда речь идет о великом ученом Булгакове, он обращает внимание не столько на его теории, сколько на его глубокое погружение в светлый опыт литургии. Характер, а не великие работы являются отличительными чертами этих личностей.
В своих экскурсах в русскую литературу Отец Александр всегда выделял манеру внешне незначительных персонажей, таких, как старая, непонятная и раздражающая женщина, подлинная героиня в рассказе «Матренин двор», «без которой – как пишет Солженицын, — не стои́т вся земля наша»; или в «Старшем садовнике» Чехова, главный герой которого никогда не считал своего соседа, каким бы грязным тот ни был, иначе как славным сыном Божьим.
Очевидно, что не только облако свидетелей Церкви в ее святых, но также этот богатый пласт живущих и литературных персонажей сформировали собственную уникальную личность Отца Александра. Я не способен читать в Евангелии рассказ о первой попытке ареста Христа, не думая при этом об Отце Александре. Храмовые стражи пришли к фарисеям с пустыми руками и оправдались тем, что «никто никогда не говорил так, как этот человек» (от Иоанна, 7:46). Отец Александр привлекал нас, кому посчастливилось жить в его время, тем, как он говорил о жизни, об истине и о радости. Даже его бескомпромиссные и едкие «обличения» (которыми щедро приправлены его записи в дневнике) неизменно отмечены сожалением в отношении заблудших и грешников, но никогда их не считают врагами, которых следует сокрушить. Он прекрасно сознавал, что даже многим из его «героев» и святых не удалось добиться признаваемого миром «успеха». Для Отца Шмемана кризис, являемый в Христе, истинное различение духов, состоит не в том, чтобы проклинать заблудших, но в том, чтобы определить и разоблачить идолов, которые подменяют истину и овладевают их жертвами (1 от Иоанна 5:21). Теология, лишенная свидетелей царства света и радости, теология, которая раскидывает по разным полюсам человека и его собрата, ни в коей мере не является теологией.
Отец Александр смиренно стоял перед необъятными просторами истории, четко формулируя разницу между царством явленным, установленным, и царством во Христе и тем, как это царство различается и осуществляется в его историческом и культурном окружении. Возможно, только сейчас, во время нашего кризиса политической, культурной и религиозной поляризации и экспоненциального роста трибализма (вражды группировок — примеч. переводчика) и разделения в Теле Христовом, мы признаем, что каждый из нас оказался в смертельной ловушке той или иной полярности, лагеря нашей собственной «справедливой» группы и образа мышления. Обрести уверенность в бессмертии как «сынам Божьим» (от Луки, 20:36), значит освободиться от этой циклической ловушки, возвыситься с Христом в новое творение, которое Он создал из нас, благодаря его участию в нашей земной плоти. Только при обладании этой свободой у нас появляется «слово», которое мы можем предложить миру.
Отец Алексис Виноградов – ректор в отставке (1978-2015) Православной Церкви Григория Богослова в Уоппинджерс Фолс, штат Нью-Йорк.