Случайному читателю социальных сетей может показаться, что идеологические баталии в православных кругах вокруг сексуальности человека наконец затихли, особенно по сравнению с неистовыми 2010-ми годами. Думаю, что, скорее, тут обозначили границы, и большинство участников сражений отступили и разошлись по своим лагерям. Разумеется, вопрос интеллектуальной и духовной свободы, необходимой для продолжения важной антропологической и богословской работы, намного шире, чем ограничения, установленные характером общения в социальных сетях. И все же я размышляю над тем, что возникло в результате этой борьбы в виде парадигмы «сострадательного отрицания». Эту позицию можно кратко изложить следующим образом: «Сердце разрывается, глядя на тех людей в Церкви, которые борются с влечением к лицам того же пола, и мы должны наставлять их и с любовью предлагать им поддержку в их подвижническом стремлении нести свой крест безбрачия».
Возможно, именно из-за временного ухода от этой дискуссии меня снова поразили подводные камни «сострадательного» подхода. Основное беспокойство вызывает то, что он предоставляет благонамеренным «традиционалистам» удобную альтернативу ярой ненависти, распространяемой одной из разновидностей защитников культуры Православия. Этот подход позволяет его приверженцам испытывать удовлетворение, считая себя теми, кто любит и принимает, в то же время, оставаясь в комфортных рамках официально предписанной позиции: мы полностью принимаем наших сестер и братьев-гомосексуалистов пока они удовлетворяют требованию поступиться своей потребностью в человеческом общении.
И все же, такое «сострадательное» отрицание идентичности людей в известном смысле еще хуже, чем токсичная гомофобия явных ненавистников. В первую очередь, потому, что тогда люди подвергаются гораздо большему риску жестокого обращения. «Мы любим тебя, но только на наших условиях» – это причиняет больше вреда, чем честный отказ. Человеку, который в своем «несчастье» получает психологическую помощь от благонамеренного «консультанта», не пойдет на пользу консультация, основанная на убеждении, что подобные ему люди ущербные, неполноценные, и поэтому их единственный путь в жизни – это отрицать свою человеческую природу и носить смирительную рубашку, предписанную им идеологией, которая отвергает науку и знания, и, что еще хуже, отвергает христианскую любовь. Классический ответ на это – каждого христианина призывают к аскетическому самоотречению – в данных обстоятельствах является ханжеским, так как никто не требует от гетеросексуальных христиан, чтобы они оставались одинокими.
Как пишет Джон Конгдон в обсуждении на Facebook, «Биологические, психологические факторы и факторы внешней среды, которые влияют на сексуальность человека, сложны и крайне изменчивы, и исследование их наукой до сих пор находится в сравнительно зачаточном состоянии. Что наука действительно выяснила – крайне мала вероятность того, что сексуальная ориентация имеет единственную причину, такую как индивидуальный выбор или так называемый «гей-ген». Также довольно убедительно продемонстрировали, что подобную ориентацию невозможно изменить простым актом воли или такими жестокими методами, как терапия отвращения. Однако совершенно ясно одно: заранее подготовленные «решения» при плохо представляемых условиях никогда не бывают эффективными ни в духовных вопросах, ни в психологических, и ущерб от идеологически обусловленных подходов не менее реален для благих намерений консультанта».
Цитируя популярную православную точку зрения, «Многие считают, что существуют генетические факторы и факторы внешней среды, которые вызывают гомосексуализм, но это научно не доказуемо. Я верю, что однополое влечение – это результат грехопадения, такой же грех, как и всякий другой». Разумеется, такая позиция намеренно запутывает вопрос. Наука существует для описания эмпирических, фактических явлений, но научные выводы прямо не распространяются на богословские вопросы. Святой Василий Великий довольно решительно высказался по этому поводу. Для христианского мыслителя вопрос заключается не в том, являются ли взаимоотношения людей биологически детерминированными, а в том, что эти отношения означают в контексте наших отношений с Богом.
И здесь мы подходим к самому тревожному аспекту подобного подхода к сексуальности. «Мне хотелось бы сказать, что потребность в близости часто является движущей силой половой распущенности во всех ее формах. Нам всем нужны близкие отношения, но отождествление этой потребности с сексом – главная причина, по которой так много людей поддаются сексуальному греху. Необходимость в близости может быть удовлетворена в крепкой дружбе, но в конечном счете она должна найти истинное воплощение в близких связях с Богом».
Это утверждение, хотя и не является неправильным, служит тому, чтобы свести близость к похоти, и при этом совершает логическую ошибку. Близость с партнером не отменяет близкие отношения с Богом. Более того, это утверждение по существу приравнивает однополый секс к сексуальной распущенности.
Когда «сострадательные» православные консультанты совершенно отвергают возможность кенотической любви между гомосексуалистами и сводят их отношения исключительно к сексуальному влечению, как если бы между людьми ничего иного не бывает, они не только порочат однополые связи, но, в свою очередь, распространяют это отношение и на гетеросексуальные связи. Половая близость – это часть перихорезиса, взаимопроникновения, которое происходит между людьми. Это прекрасно, это закреплено в Библии как часть ЗНАНИЯ другого (отсюда само это слово на иврите, описывающее интимную близостьв браке – «познать», как в высказывании «Адам познал свою жену»). Эротическая любовь священна, терминологию эротического влечения использует сам Иисус, и великим грехом неоплатонического плена христианской мысли является то, что такую любовь превратили в нечто грязное, приравняли к похоти и предали жестокой казни в виде смирительной рубашки. Наше богословие должно освободить то, как понимается любовь и совокупление, от этого заблуждения. Свидетельство многих христианских гомосексуальных пар опровергает концепции, провозглашаемые строгими блюстителями бинарного мышления. Их свидетельство не менее ценно, чем то, с чем они сталкиваются.
Таким образом, реальный акцент в дискуссии о гендере и сексуальности следует сместить с биологического детерминизма на более фундаментальные вопросы целостной природы человеческого совокупления и богословского значения сексуальной близости независимо от зачатия потомства. Только если мы освободим наше обсуждение от традиционного презрительного отношения к сексуальности человека, мы сможем подойти к ней сбалансированно и, самое главное, в духовном отношении – возвышенно, освободившись как от юридических пут, так и от нездорового страха. Наконец, что не менее важно, позволить, чтобы этим обсуждением руководили и принимали решения исключительно монастырские старейшины, значит по определению препятствовать ему. Не соблюдающие целибат христиане, работающие над своим спасением в мире, могут и должны свидетельствовать о своем опыте.
Публикации