Последний год в Украине был сложным и конфликтным. Кажется, что война стала образом жизни и мышления. Она реанимирует конфликты, обнажает чувства людей, вскрывает старые раны, провоцирует нетерпимость и поиск врага, озлобляет, а главное — заставляет поверить в то, что существуют простые решения сложных вопросов; кажется, что все можно разделить на два полюса — черное и белое, свое и чужое. На этой волне поляризованного мышления общество хочет максимальной ясности и определенности. Любые тайны, двусмысленности и ошибки, небрежность и даже молчание, которое можно истолковать двояко, вызывают в общественном сознании раздражение и подозрение. Все должно служить выживанию общества и государства, они должны быть вместе ради общей победы. При этом общественное и национальное в Украине следует воспринимать тождественным гражданскому, украинская идентичность не равна националистической, а имеет смысл как государственное гражданство, политическая нация.
В связи с военной агрессией России, украинское общество достаточно неоднозначно реагирует на присутствие русского в публичном пространстве страны. Русский язык становится триггером и маркируется как угроза только тогда, когда в сознании большинства украинцев он символически ассоциируется с агрессией. Границы использования русского языка определяются каждым лично, но когда он входит в публичное пространство и претендует на политическую значимость или происходит публичное и агрессивное позиционирование русской идентичности, это становится вызовом.
Эта непростая ситуация повлияла на восприятие религии и православия в частности. Любая религиозность и вера как частное дело, использование любого языка не является проблемой для украинцев: они говорят, молятся, проповедуют и пишут не только на украинском, но и на русском языке. Проблема возникает, когда религиозная символичность вступает в конфликт с социально-политической и гражданской. В обычной ситуации религия не должна провоцировать конфликтность, а способствовать социальному порядку. В условиях войны ситуация усложняется, особенно когда религиозная риторика не соответствует ожиданиям общества. Но самые критические ситуации возникают тогда, когда религия и ее представители проявляют неуважение или пренебрежение к тому, что в обществе считается сакральным: не чтят погибших, не выражают скорби о потерях, не осуждают агрессию, или открыто отождествляются в общественном сознании с носителями российской ментальности и идентичности.
Именно в такой ситуации оказалась Украинская Православная Церковь (УПЦ). Тут сразу несколько линий напряжения сошлись вместе, вызвав конфликтную ситуацию. Все понимают, что тысячи общин УПЦ не готовы переходить в ПЦУ; это их право, и УПЦ за это не преследуют в Украине. Но конфликт возникает тогда, когда риторика церковных спикеров и решения Церкви разрушают символическое поле общественного согласия. Это касается отказа УПЦ четко отмежеваться от РПЦ, которая открыто поддержала агрессию против Украины. Непоследовательные решения Собора УПЦ в мае 2022 года, оставили без ответа вопрос о зависимости от РПЦ; во время войны такая неопределенность воспринимается общественностью как сокрытие связей с Церковью страны-агрессора.
Еще одним конфликтным фактором стало поведение спикеров УПЦ и ее иерархов. Они практически отказались вступать в диалог с обществом и органами государственной власти, занимая выжидательную позицию. Я убежден, что общество отнеслось бы к УПЦ с большим пониманием, если бы ее руководство напрямую обратилось к народу, признало ошибки отдельных лиц, донесло свою, но ясную правду о перспективах отношений с ПЦУ и РПЦ, осудило деятельность откровенных коллаборационистов. Вместо этого УПЦ молчит, изолируется, она не привлекает носителей и выразителей украинской идентичности, которые могли бы говорить с обществом, и выдвигает на первый план тех, кто не способен на прямой и честный диалог. В первых рядах спикеров УПЦ мы видим тех, кто запятнал себя в глазах общества взяточничеством, приспособленчеством, или своими симпатиями к «русскому миру».
УПЦ совершает еще одну ошибку, когда представляет эскалацию церковного кризиса в Украине как конфликт между Церковью и государством, которое якобы решило «отобрать» Лавру и способствует «захватам» храмов. Если посмотреть на это шире, то мы имеем конфликт между УПЦ и украинским гражданским обществом, на который государство в основном реагирует спонтанно, пытаясь учесть настроения в обществе и оценивая степень угрозы национальной безопасности. То есть в Украине нет конфликта между Церковью и неверующими, или Церковью и светским и националистическим государством. Есть конфликт между структурами с разными символическими полями и интересами. Для руководства УПЦ главная задача — сохранить свое корпоративное единство, сохранить свои ресурсы и присутствие на всех территориях. Судьба общества и государства для них вторична. Доминирующий в УПЦ нарратив «сохранения каноничности», отказ от диалога з ПЦУ, призван сохранить структуру и изолироваться от общества. Со своей стороны, общество не видит смысла в структурах, которые противопоставляют собственные интересы своим ожиданиям. А власть видит свою цель в достижении единства всего общества, в котором религия становится частью символического поля Украины, объединенной во имя победы.
Таким образом конфликт между УПЦ и гражданским обществом есть основой кризиса ситуации. За последние десять лет украинское общество сильно изменилось, пройдя долгий путь демократических трансформаций, вызванный политическими конфликтами, событиями Майдана, аннексией Крыма и российской агрессией. Между тем, сознание руководства УПЦ оставалось неизменным, а в последнее время даже стало более консервативным. Поэтому конфликт между церковной корпорацией и гражданским обществом вызван несоразмерностью, пренебрежением и отсталостью церковного руководства от общественных требований и настроений.
УПЦ оказалась в ловушке собственных предрассудков, которые формировались в течение долгого времени, будучи основанными на страхе раскола. Они считают, что «кто не с нами, тот против нас», кто не в нашей структуре, тот раскольник. Политические идеологемы Русской православной церкви о «Святой Руси», «едином народе и единой церкви» они выдают за Евангелие Христа. Совершенно иной подход мы видим в обществе, ему не важны интересы структур, оно ценит порядочность и солидарность тех священнослужителей, которые видят страдания людей и готовы принимать радикальные решения ради Божьей любви и правды.
Несмотря на войну украинское общество остается религиозно толерантным, оно признает существование разнообразных верований. Но когда оно не видит солидарности с болью народа, то делает вывод, что Церковь не выполняет своих прямых функций перед Богом. Общество интуитивно считает себя частью единой Церкви, оно отказывается делить народ по конфессиональному признаку, в то время как лидеры УПЦ делят общество на своих и чужих. Поэтому, в православии существует конфликт экклесиологических сознаний, связанный с различным пониманием природы Церкви и ее призвания обществом и руководством УПЦ. Со стороны гражданского общества суть этого конфликта проста: если уже существует Православная церковь Украины, признанная Вселенским патриархом, то зачем нужна дополнительная структура, которая к тому же находится в союзе с Церковью страны-агрессора и проводит непрозрачную и непонятную политику внутри Украины?
Многие верующие и священники УПЦ разрываются между своим долгом перед Церковью и обязательствами перед церковной структурой. Их ранит позиция собственного руководства, поэтому они ищут диалога. Но многим из них не хватает решимости освободиться от предрассудков, чтобы признать ПЦУ как равноправную Церковь. Я убежден, что необходимо сделать выбор в отношении того, как мы понимаем служение Богу. Это экзистенциальный выбор — воспринимать другого как равного, и это соборный выбор — признать другую Церковь как равно благодатную. Мы не должны прятаться за традиционными канонами, так как в традиции можно найти примеры сохранения структур, чинов, обрядов и церковной власти, но можно переосмыслить традицию как основу для вечного и живого служения Богу в новых условиях. Структуры и корпорации должны иметь ответственность за настоящее и будущее, а не охранять прошлое. И пока христиане индивидуально и коллективно (соборно) не скажут себе правду — мы едины во Христе и в единой Украине — мира и согласия в Украине не будет.
На оценку ситуации существенно влияет богословская позиция руководства УПЦ. Она крайне консервативна, они исповедуют богословский фундаментализм и изоляционизм. Всех, кто не разделяет их уверенности в собственной экклесиологической модели, они считают раскольниками. Позиция богословского авторитаризма прикрывается в УПЦ риторикой защиты благочестия и верности канонам. На самом деле это скрытая репрессивная риторика узурпации власти, которая несет в себе опасность углубления конфликта.
Насколько зависима УПЦ от РПЦ на данный момент? Проблема не только в том, что эти связи существуют, что они скрываются и маскируются. Проблема в том, что УПЦ — это структура, схожая с РПЦ по своим задачам, церковно-политическим нарративам и богословскому эксклюзивизму. В ней могут быть священнослужители и верующие, которые не согласны с руководством и настроены на диалог с ПЦУ, обществом и властью, но они мало влияют на стиль и богословскую позицию руководства. Пока УПЦ возглавляет команда митрополита Онуфрия, никаких фундаментальных изменений произойти не может. Им, видимо, выгоднее изолировать Церковь от общества и изображать себя в СМИ страдающими от гонений. Такая тактика не приведет к разрешению конфликта.
Готова ли ПЦУ к диалогу? Как ПЦУ выглядит в общественном сознании? Благодаря Томосу и поддержке власти, ПЦУ получила огромный кредит доверия. Она активно рекламирует в символическом поле СМИ, что она народная, украинская, патриотическая, и она на самом деле воспринимается большинством как Церковь всей Украины, поскольку формирует украинскую (в гражданском смысле) идентичность и символизирует единство религии и народа. Однако ПЦУ несет в себе тяжелый груз прошлого — обиды, собственные корпоративные интересы, желание воспользоваться моментом и максимально расширить свое влияние. Это не только идеальная цель – достижение православного единства, но и скрытый интерес структуры к доминированию. В определенной степени ситуация с УПЦ выгодна ей, поскольку позволяет ПЦУ почувствовать, что пришло справедливое возмездие за десятилетия унижений. Она готова к диалогу с УПЦ на своих условиях. Этот диалог она пытается форсировать, чтобы лишить своего конкурента преимуществ. Очень хочется, чтобы ПЦУ не повторила ошибок УПЦ в своем взаимодействии с властью и не оттолкнула своими заявлениями и действиями тех священников и мирян, которые готовы к смене юрисдикции.
Что общество ожидает от Церкви в целом? Оно хочет, чтобы обе структуры забыли о корпоративных интересах и объединились в общем символическом поле Украины ради любви, чтобы они принимали решения, не противоречащие воле Божьей, совести и ожиданиям общества. Ведь Церковь — это не только каноны, обряды и корпоративные интересы, это проводник света жизни, мира и любви, пространство общения со Христом. Церковь неоднократно выбирала новые пути, которые меняли ее в истории, и эти изменения не были предательством Истины и Бога. Порой перемены — это путь к сохранению Истины и верности Богу!
Публикации