Экономисты против Ф.М. Достоевского
Роль Церкви Христовой в “Преступлении и наказании”

В своей фундаментальной работе 1968 года Гарри С. Бекер впервые связал экономику с проблемами преступления и наказания. Экономисты, работающие в академической среде, расходятся во мнениях по многим вопросам, но сходятся в одном, — когда речь идет о преступлении и наказании. Из четырех основных общепризнанных мотивов наказания (возмездие, лишение трудоспособности, реабилитация, т.е. ресоциализация, и сдерживание) экономисты согласны с тем, что именно сдерживание имеет ключевое значение — суровое наказание удерживает всех потенциальных преступников от совершения преступления. Для экономистов все сводится к стимулам для людей не совершать преступления в будущем, а судьба человека, который уже совершил преступление, не имеет значения. Они согласны с тем, что тюремное заключение неэффективно, что оно не приносит ожидаемых результатов, что его следует заменить значительными штрафами, установленными не в абсолютном выражении, а в процентах от состояния преступника. Роль правительства (государства) заключается в издании законов с суровыми наказаниями и повышении вероятности исполнения этих наказаний, чтобы удержать людей от совершения новых преступлений.

Более чем за сто лет до статьи Бекера иная точка зрения была выражена в романе Ф.М. Достоевского “Братья Карамазовы”. Именно в словах отца Паисия в его вымышленном споре с Иваном Карамазовым о церковных судах и объеме их прав (книга II, глава 5 “Бу́ди, бу́ди!”) дан глубокий анализ системы наказаний в России XIX века и заложены основы желательного (справедливого и эффективного) наказания. Возможно, здесь выражены взгляды самого Достоевского. Давайте разберемся в этом вместе с отцом Паисием.

«Ведь если бы теперь не было Христовой церкви, то не было бы преступнику никакого и удержу в злодействе и даже кары за него потом, то есть кары настоящей, не механической, как они сказали сейчас, и которая лишь раздражает в большинстве случаев сердце, а настоящей кары, единственной действительной, единственной устрашающей и умиротворяющей, заключающейся в сознании собственной совести». (ПСС, т. 14, с. 59).

Этот отрывок закладывает основу для желательного наказания, которое заключается в “сознании собственной совести”. Желательное наказание является внутренним — поскольку совершенное преступление нарушает моральные нормы.

«Все эти ссылки в работы, а прежде с битьем, никого не исправляют, а главное, почти никакого преступника и не устрашают, и число преступлений не только не уменьшается, а чем далее, тем более нарастает… И выходит, что общество, таким образом, совсем не охранено, ибо хоть и отсекается вредный член механически и ссылается далеко, с глаз долой, но на его место тотчас же появляется другой преступник, а может, и два другие». (с. 59-60)

Довольно точная оценка характера тюремного заключения в России XIX века. Оно “никого не исправляет”, то есть нет реабилитации/ресоциализации, оно “даже не устрашает”, то есть нет сдерживания, и хотя ограничение свободы достигается, так как “вредный член механически отсекается и ссылается далеко, с глаз долой”, оно не эффективно, так как “на его место тотчас же появляется другой преступник, а может, и два другие”, то есть происходит замещение одного преступника другим, поэтому очевидно, почему “число преступлений не только не уменьшается, а чем далее, тем более нарастает”. Каков же выход из этого порочного круга? По словам отца Паисия, “таким образом, пред одною только церковью современный преступник и способен сознать вину свою, а не то что пред государством. Вот если бы суд принадлежал обществу как церкви, тогда бы оно знало, кого воротить из отлучения и опять приобщить к себе”. (p. 60). При оценке последствий лишения свободы как наказания экономисты недалеко ушли от отца Паисия.

Отец Паисий описывает деятельность светских, нецерковных судов так: “Общество отсекает его [преступника – прим. автора] от себя совершенно механически силой, которая торжествует над ним, и сопровождает это отлучение ненавистью (так, по крайней мере, говорят о себе в Европе) — ненавистью и полным безразличием и забвением его последующей судьбы как их брата” (с. 60).

На основе сравнения экономического анализа преступлений и наказаний и взглядов отца Паисия из романа Достоевского — не только цитируемых в данной статье — может быть построена небольшая таблица, в которой представлены основные различия.

Суть в том, что человек, совершивший преступление, для экономистов имеет только лишь практическую ценность, и ничего более. Суровым, весьма вероятным и вполне определенным наказанием правительство/государство дает понять, что преступление не вознаграждается — тем самым достигается устрашение.

Достоевский, особенно в “Преступлении и наказании”, создает образ преступника, предлагая ему возможность признания преступления, катарсиса, искупления, возрождения и новой жизни, как, например, это происходит на последних страницах романа.

Экономика не рассматривает понятия вины, раскаяния, искупления и возрождения. И еще нескоро этим займется.

Несмотря на то, что таблица несколько упрощает ситуацию, поскольку дилеммы, которые стоят перед человеком, и его выбор гораздо сложнее, именно эта таблица была у меня в голове, когда я стоял на пороге начальной школы имени Владислава Рибникара в Белграде, Сербия, на следующий день после кровавой бойни 3 мая 2023 года, когда 13-летний школьник намеренно и хладнокровно убил девять учеников и охранника. Это была и моя начальная школа; я окончил ее в 1970 году. В абсолютной тишине этого места я выбрал одну из колонок приведенной выше таблицы.

Какую бы выбрали вы?