7 февраля 2023 года я, священник Русской Православной Церкви, сел на самолет и улетел со Святой Земли, где нес послушание в составе Русской духовной миссии в Иерусалиме (РДМ). Лишь приземлившись в Анталии (Турция), я опубликовал в социальных сетях пост, в котором объявил о своем уходе из Русской Православной Церкви и о намерении не возвращаться в Россию. Этому предшествовали месяцы тяжелых размышлений и, не скрою, нравственных метаний.
В Церковь я пришел в студенческом возрасте в 2008 году, когда учился в Политехническом университете в Санкт-Петербурге. После поступления в Санкт-Петербургскую духовную академию у меня на первых порах были «антиинтеллектуальные» настроения. Но уже в магистратуре, изучая экклезиологию приснопамятного митрополита Пергамского Иоанна (Зизиуласа), я вновь почувствовал любовь к науке, теперь уже гуманитарной, и свое будущее связывал прежде всего с научно-богословскими исследованиями. После магистратуры Духовной академии и поступления в аспирантуру, я был отправлен сначала в Грецию для изучения языка, а затем на Кипр для прохождения магистерской программы.
На Кипре я получил предложение отправиться служить в Иерусалим. Причины были простые – сан иеромонаха и свободное владение новогреческим. Тогда об РДМ я практически ничего не знал, но само предложение принял с радостью. С 12-тилетнего возраста я приезжал в Израиль на лето к дедушке с бабушкой, вплоть до ее кончины.
Служение в Иерусалиме не остановило моей работы над магистерской диссертацией на Кипре и побудило продолжить исследования, специализируясь на экклезиологии св. Августина. В работе мне помогало знакомство с жизнью Иерусалимской Православной Церкви и многочисленных христианских общин Святой Земли. На курсах иврита я с интересом общался со студентами весьма разнообразного культурно-религиозного происхождения.
Мне, как вероятно и многим христианам, чужда сама мысль о насилии, идея войны как таковая. Однако, мир полон насилия и постоянно происходят вооруженные конфликты. Должен признаться, что не все они волнуют меня в равной мере. Безусловно, существуют особенно чувствительные люди, которые сильно переживают, когда слышат о трагедии, где бы она ни случилась. Многие из нас, наверное, огорчаются из-за несправедливости и жестокости, но, в общем и целом, не задумываются о войнах глубоко и серьезно. Другими словами, у нас есть выбор оставаться внутренне непричастными к той или иной трагедии, более того это право на непричастность обычно пассивное.
Но где проходит та граница, когда я не могу отмахнуться от войны, когда оставаться непричастным уже невозможно? Если к военным действиям на противоположном краю света можно не только без зазрения совести оставаться пассивно непричастным, но порой и не знать вовсе, то в отношении российско-украинской войны, продолжающейся уже не один год, и перешедшей в горячую фазу 24 февраля 2022 года, вопрос для меня встал предельно остро.
Когда началась открытая война, культура ненависти заполнила буквально все, и оставаться ей непричастным было уже невозможно. Это стало несовместимо с моей христианской совестью. Самым страшным проявлением этой культуры стало оправдание убийства и даже благословение на убийство со стороны РПЦ.
Священнослужители РПЦ оказались лишены «пассивного права непричастности» к культуре ненависти после распространения первой молитвы о войне в Украине, которая все еще читается в некоторых приходах Московского Патриархата за пределами России. В целом молитва была составлена обтекаемо и содержала лишь намеки на пожелания военной победы, но одна фраза в ней выделялась: «Иноплеменным же языком, брани хотящим и на Святую Русь ополчающимся, запрети и замыслы их ниспровергни»[1]. Молитва для христианина дело активное, требующее быть причастным произносимому, и часто содержит вероучительные элементы. Поэтому даже такая молитва требовала, как минимум, особых интеллектуальных усилий, чтобы убедить себя в том, что смущающая фраза относится не к «коллективному Западу», а вторгшимся на территорию Украины российским войскам.
Сожалею, что у меня не хватило смелости и моральных сил, чтобы публично противостоять тому, с чем я не был согласен. Поэтому эту молитву я читал практически все время, внутри себя проводя те самые умственные упражнения, относившие слова об иноплеменных языках к российской армии. Позволить себе не читать ее я мог только, когда служил на подворье РДМ в Иерихоне, где не было никого, кто мог бы это заметить и доложить начальству. За каждой же Литургией и утренним молебном в Миссии эта молитва читалась всегда, в том числе, когда служащим священником был я сам. Мои действия были продиктованы только одним желанием – не выдать свои взгляды и не войти в открытый конфликт с другими членами Миссии.
Но со временем эта молитва, а затем и слова Патриарха в поддержку войны, награждение участников вторжения церковными наградами и отсутствие слов поддержки и соболезнования пострадавшим от военных действий украинцам, – все это тревожило мою совесть и приводило к осознанию личной причастности происходящему. С каждым днем становилось все яснее, что моя христианская совесть требует более активной антивоенной позиции.
Да, мне долго было страшно. Я с трудом себе в этом признавался, я прятался за стеной сарказма, но мне все равно было страшно. Мне было больно и стыдно молчать в ответ на все то, что делалось и произносилось вокруг меня от имени Русской Церкви. Мне было страшно и что-либо сказать в ответ, потому что я полагал, что меня подвергнут остракизму. Поэтому я накапливал в себе боль, подавляя желание высказаться по совести, прорываясь, когда говорил с теми, кто меня понимает. В основном это были мои давние близкие друзья из России, большинство из которых не было священнослужителями. Хотя и среди моих академических однокурсников есть те, кто против войны, и даже подписанты знаменитого письма 300 священнослужителей, с ними я говорить не решался, не желая их подставить своими опасными разговорами. Но даже для того, чтобы поговорить с теми, кому я доверял и в чьей безопасности не сомневался, я уходил подальше от Миссии, чтобы никто не мог меня услышать. Все это время меня спасали мои иерусалимские друзья и однокурсники, некоторые из которых не были даже христианами, но которые проявляли сочувствие и поддержку, которые не всегда были доступными среди моих единоверцев.
На уход из РПЦ я окончательно решился после Пасхи 2022 года. Однако сам уход оказывался очень непростым.
Какое-то время я надеялся, вероятно, по малодушию, смягчить для себя последствия перемен, подготовить начало новой жизни. Но, к сожалению, в силу ограниченных возможностей, ничего из этого не удавалось, это только оттягивало мой отъезд и давало время на раздумья. А раздумья означают и сомнения. Может быть, все еще переменится, и переждать? Но снова и снова я становился свидетелем бесчеловечных разговоров, как правило, между клириками Миссии, которые лишали меня всякой надежды. Однажды вспоминали высказавшихся против войны и смещенных со своих должностей священников, которые пошли не по той дорожке, да и вообще всегда были странненькими. Да, я понимал, что и про меня будут говорить так же: «был странненьким, дурачком, сбился с пути, продался врагам».
Страшно оказаться одному вне привычного и комфортного пространства, отказавшись от желаний, мыслей, планов, которые лелеял годами. Да, не должно придавать большое значение планам, смешить ими Бога, но по-человечески это не так уж и легко.
Я вполне осознаю свое в некотором смысле привилегированное положение. Мне «повезло» получить от своих родителей воспитание в духе свободы и уважения к другим людям. Достаточно рано у меня появилась возможность бывать за пределами бывшего Советского Союза – в Израиле. Хорошее образование, полученное сначала в светском, а затем и в церковном вузе, а также знание нескольких иностранных языков, тоже нельзя назвать иначе как привилегией. Все это, а также друзья, любящая и поддерживающая семья позволили мне привести в исполнение свой план – покинуть Русскую Православную Церковь и не возвращаться в Россию. Попав в Анталию и пожив какое-то время у друзей, я смог отправиться на Афон, где немного пришел в себя и получил первую надежду вернуть утраченный внутренний мир. А затем я перебрался в одну из стран Евросоюза, где ожидаю решения о месте дальнейшего проживания.
Сегодня я стараюсь не строить долгосрочных планов, потому что пока нет уверенности в том, как именно сложатся обстоятельства. Но я могу говорить о надежде: мне хотелось бы остаться в Европе и защитить диссертацию по св. Августину, работать над которой я начал шесть лет назад.
До недавнего времени, я сильно переживал: будет ли возможность продолжить священническое служение? Но сейчас я могу сказать, что не особо волнуюсь. Если такая возможность рано или поздно появится, я буду рад. Однако прямо сейчас меня больше всего интересует продолжение образования, а также монашеская жизнь, совмещенная с академической деятельностью.
Я твердо остаюсь на стороне Украины. К сожалению, практически я сейчас ничем не могу помочь ее мужественным жителям, но постоянно молюсь о скорейшем наступлении мира, способного гарантировать и обеспечить прекращение насилия, и чем быстрее он наступит, тем больше жизней в прямом и переносном смысле будет спасено.
[1] Циркулярное письмо митрополита Воскресенского Дионисия о молитве о восстановлении мира // Patriarchia.ru (дата обращения: 17.08.2023)
Публикации